Юлий Зыслин
К 115-летию Анны Ахматовой
БЕРЕСТЯНАЯ КНИГА АХМАТОВОЙ
По материалам
Вашингтонского музея русской поэзии,
В 2000 году, 15 октября, в Нью-Йорке ( точнее в Джерси-Сити, что на левом берегу Гудзона, прямо напротив Манхэттена ) отмечалось 20-летие «Музея современного русского искусства. Увидев объявление об этом событии, я разузнал что и как, связался с одним из участников юбилея и двинулся из Вашингтона в Нью-Йорк ( и, как будет видно ниже, был за это вознагражден ). Конечно, взял с собой гитару и демонстрационные плакаты моего музея.
Вечер открыл хозяин «Музея современного русского искусства» поэт, писатель, издатель, диссидент, не избежавший советской тюрьмы, а ныне житель трёх стран Америки, Франции и России – Александр Давидович Глезер. После осмотра новой экспозиции ( «Современные художники России и Украины» ) состоялся концерт в двух отделениях, где выступили, кроме хозяина музея, поэт Ирина Машинская, бывший редактор Тбилисского издательства «Мирани», поэт, учёный и общественный деятель Ушанги Рижинашвили и автор этой заметки. Где-то в те же дни я как раз записал в Нью-Йорке, на студии местного русского телевидения, свою композицию «Цветаева и Пастернак» ( режиссер Андрей Кузнецов ), поэтому в первом отделении пел Цветаеву, а во втором - Пастернака. И, конечно, показывал свои музейные плакаты, где, кроме этих двух поэтов, были представлены Мандельштам, Гумилев и – Ахматова.
Так вот во время своего выступления со стихами и воспоминаниями о том, как его КГБ достало и во Франции, Александр Глезер, глядя на портрет Анны Ахматовой, заметил, что в ГУЛАГе в 1937 году его родственница изготовила книжку стихов Анны Ахматовой из БЕРЕСТЫ. Он написал об этом, как он сказал, рассказ, а саму книжку подарил при встрече Ахматовой. Я, конечно, взмолился показать мне этот рассказ. А.Д., человек очень занятый, живёт, как уже было отмечено, попеременно в трёх странах, в каждой из которых у него музей, галерея или издательство, не помнил точно, где, собственно, публикация сейчас находится. Однако, обещал поискать. Он, конечно, не знал, что попал в поле зрения коллекционера и вообще человека чрезмерно целеустремлённого. В течение более 2-х лет я время от времени звонил Глезеру в Джерси-Сити и в Москву и напоминал о себе. Он обещал продолжить поиск. Наконец, я мягко намекнул, что звоню в последний раз, т.к. мне неудобно больше его беспокоить. На моё счастье это произошло как раз весной, когда уже стало тепло, и он сумел спуститься в подвал своего американского музея и посмотреть там.
И вот я получаю из Джерси-Сити конверт с журналом «СТРЕЛЕЦ» № 12, декабрь 1984, Изд. «Третья волна», Главный редактор Александр Глезер, адрес редакции в США такой-то, во Франции такой-то.
Открываю на стр. 39 рубрику «ПАМЯТЬ», читаю: Александр Глезер
« Двадцать минут с Анной Ахматовой».
Кстати Анна Андреевна узнала о берестяной книжице в ноябре 1965 года из уфимской газеты «Ленинец», где 14 августа 1965 г. была помещена соответствующая фотография. Под снимком располагалась следующие слова: «Тираж этой книги – один экземпляр. И «отпечатана» она не на бумаге, а на берёзовой коре» ( краткость этого текста обусловлена запретом в это время на упоминание о сталинских лагерях ). Примерно в те же дни у Ахматовой брал интервью, о котором давно её просил, литературный критик Дмитрий Хренков. Нахожу в своём музейном архиве это интервью ( или беседу, которую он назвал «Тайны ремесла» ). Во время этой беседы Анна Андреевна показала ему башкирскую газету, где, по его словам, была «напечатана удивительная фотография: на бересте нацарапаны знакомые стихи Ахматовой». Нахожу также, что 31 декабря того же года А.А. отметила в своей записной книжке: «Издание на берёзовой коре ( Уфа, «Комсомольсая газета» )», а ещё в ноябре здесь же предположительно рукой внучки Н.Н.Пунина А.Г.Каминской вписано:
«В библиографию
Хренков Дмитрий Терентьевич: «Тайны ремесла».
23 ноября 1965 г.»
Фотографию берестяной книжки со стихами Анны Ахматовой опубликовал в Уфе как раз Александр Глезер.
В журнале «Стрелец» он пишет:
«Летом 1965 года я приехал в Уфу к родителям и случайно обнаружил эту книжицу в маминых бумагах на дне какого-то ящика.
«Что это?» - спросил я у мамы. И она рассказала мне о том, как её сестра ( жена расстрелянного «врага народа» ) попала в 1937 году в лагерь и как она через несколько месяцев каким-то чудом переправила сестре в Баку эту книжицу на шести страницах бересты, связанных грубой верёвкой. По этой необычной весточке мама моя узнала, что сестра жива, не сошла с ума, сохранила рассудок и память в сталинской мясорубке.
Когда она возвратилась из лагеря, то рассказала мне, что именно поэзия Ахматовой помогла ей выжить, что она постоянно твердила про себя её стихи и даже сделала эту «самиздатовскую книжицу». Помню, что открывалась она стихотворением «Сероглазый король».
Вернувшись в Москву через два месяца, А.Д. показал газету в Москве сотрудице журнала «Знамя» Галине Корниловой, а та передала её Ахматовой, с которой была хорошо знакома ( у Ахматовой есть, например, такая фраза в её «Записных книжках»: «Сегодня...у меня были Надя Мандельштам и Галя Корнилова. Галя предлагает взять в «Знамя» «Решку» ( для начала 1966 г. ) и хочет печатать у них мою прозу» ).
А.А. попросила показать ей эту книжицу в оригинале. Она как раз была в Москве, Корнилова ей позвонила и договорилась о встрече.
«И в тот же день, - продолжает Глезер в своей статье, - я поднимался по лестнице старого московского дома. Конечно, очень нервничал и не очень представлял себе, что и как ей скажу. Но всё получилось крайне просто. Дверь мне открыла какая-то женщина и провела в комнату, где седая величественная, как я воспринял, Анна Ахматова сидела в кресле.
«Садитесь», - пригласила меня она. Прежде чем сесть, я положил перед ней книжицу, которую Анна Андреевна сразу же просмотрела и, улыбнувшись, сказала: «Это очень старые стихи. Галя Корнилова мне уже всё рассказала, но, может быть, вы расскажете подробнее». И после моего рассказа: «Вы хотите мне это подарить, она держала книжку в руке. – Не жалко?» - «Нет, - покачал я головой. – Это должно быть у вас».
В ответ Анна Андреевна подарила Александру Давидовичу свою только что вышедшую книгу «Бег времени» с автографом и авторскими поправками. Эта книга пропала потом из его квартиры, когда он сидел в ленинградской тюрьме за организацию 15 сентября 1974 года «бульдозерной» выставки, за несанкционированные пресс-конференции для иностранцев, за домашний музей неофициального русского искусства. Но это уже другая история...
Если вернуться к временам сталинского ГУЛАГА, где родилась берестяная книжка Ахматовой, то надо заметить, что многие репрессированные интеллигенты выжили в тяжелейших, по-существу рабских, условиях во многом благодаря тому, что они вспоминали любимые стихи, писали свои стихи и прозу, рисовали картины – не поддались моральному и физическому гнёту сталинщины, не пали духом. У меня в «Вашингтонском музее русской поэзии» есть самиздатовская книжица, тоненькая, в четверть листа, которая называется «Колымский этап». Поэты – узники ГУЛАГа. Назову несколько авторов, чьи стихи в ней помещены: Юрий Домбровский, Евгения Гинзбург, Варлам Шаламов, Елена Тагер, Анатолий Жигулин...
Анне Ахматовой довелось пережить большевитский гнёт вне лагеря. На неё оказывали давление четырёхкратным арестом сына Льва Гумилёва и двухкратным – мужа Николая Пунина. И не только этим. Чего стоит постановление коммунистического ЦК 1946 года после семи триумфальных её выступлений в Москве. А нужда и голод, на которые она была обречена режимом. Опять же в Ахматовских «Записных книжках» есть такая запись за 1965 год ( запись почему-то в скобках. – Ю.З. ):
«( Перенесла [ три ] четыре клинических голода:
I – 1918-1921,
II – 1928-1932 ( карточки, недоедание ),
III – война, в Ташкенте,
IV – после постановления ЦК 1946 г. )»
В цикле «Из заветной тетради» можно прочесть ахматовские строки 1960 года:
...Я не искала прибыли
И славы не ждала,
Я под крылом у гибели
Все тридцать лет жила.
Всё же её очень взволновала история с берестяной книжицей. Она вообще собирала в отдельную папку все отзывы на своё творчество.
Где сейчас находится берестяная книжка и какие стихи, кроме «Сероглазого короля», туда вошли?
Листаю разные издания сочинений Ахматовой и воспоминаний о ней и обнаруживаю упоминание о том, что на фотографии, которую опубликовал А.Глезер в Уфе, было видно стихотворение «После ветра и мороза было...». Нахожу ещё одну фотографию берестяной книжки, под которой подпись: «Стихи Ахматовой, нацарапанные кем-то из заключённых на бересте. 1937». На фото виден текст стихотворения «Двадцать первое. Ночь. Понедельник...» и прошитая веревкой березовая кора. Итак три стихотворения узнаны, а каковы ещё три. Звоню в Москву вдове известного коллекционера- ахматоведа Марка Баженова Ирине Николаевне и получаю рекомендацию: «Звоните в Петербург, в Фонтанный Дом: наверное, книжка там». И точно - берестяная книжка оказалась у них. В этом знаменитом Ахматовском музее мне любезно назвали все шесть стихотворений, помещённых в ней.
Оказывается, в книжке 8 листов ( первый и последний не заполнены, как бы титульные ). Стихи нацарапаны на листах, естественно, только с одной стороны и расположены в следующем порядке:
1. «Звенела музыка в саду...» ( 1913, первая публикация без названия, позже – под названием «Вечером» ).
2. «Сероглазый король» ( «Слава тебе, безысходная боль!...», 1910 ).
3. «Двадцать первое. Ночь. Понедельник...» ( 1917 ).
4. «Сжала руки под тёмной вуалью...» ( 1911 ).
5. «Песня последней встречи» ( «Так беспомощно грудь холодела...»,
1911 ).
6. «После ветра и мороза было...» ( 1914 ).
Второе, четвёртое и пятое стихотворения берестяной книжки входили в первую книгу Анны Ахматовой «Вечер» ( 1912, Изд. «Цех поэтов», 46 стихотворений ). Первое и последнее – в самую её знаменитую книжку «Чётки» ( первое издание 1914, СПб, 55 стихотворений в четырёх разделах; до 1923 года книга переиздавалась восемь раз ). Третье стихотворение из «Белой стаи» ( 1917, Изд. «Гиперборей», 83 стихотворения и поэма ).
В берестяной книжке есть отдельные неточности: ведь стихи записывались по памяти в нечеловеческих условиях. Безусловно, что изготовительница книги – большая любительница и знаток раннего творчества Ахматовой.
Об этой берестяной реликвии записала себе и Лидия Чуковская:
«Светлое это чудо привёз ей кто-то из лагеря...Чудо Анна Андреевна положила мне в раскрытые ладони, а я не то что перелистывать, я дохнуть не смела – но она и не дала, вынула мгновенно у меня из рук и положила в особую коробочку, устланную ватой.
- Отдам в Пушкинский Дом, - заявила она.
Да. Эти листки берёзовой коры почётнее Оксфордской мантии. И Нобелевской премии. И любой награды в мире».
Подарил «светлое это чудо» Анне Андреевне Ахматовой за несколько месяцев до её кончины - Александр Глезер. Он и есть этот «кто-то».
Я позвонил ему в Москву из Вашингтона и спросил: «Как же зовут главных героев этой истории - нигде же их имена не названы?».
С трепетом сообщаю, что «кем-то из заключёных», кто нацарапал на бересте стихи Анны Ахматовой и «переплёл» с помощью верёвки восемь берестяных листов в книжицу, была его родная тётя Дора Самойловна Гусман, «жена растрелянного «врага народа». А хранила это сокровище с 1937 г. по 1965 г. его мама Анна Самойловна Глезер.
Огромная им всем благодарность и признательность.
В заключение, наверно, было бы уместно привести здесь тексты шести стихотворений Анны Ахматовой в том порядке, как они помещены в берестяной книжке.
Стр. 1
ВЕЧЕРОМ
Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.
Он мне сказал: «Я верный друг!»
И моего коснулся платья.
Как не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.
Так гладят кошек или птиц,
Так на наездниц смотрят стройных...
Лишь смех в глазах его спокойных
Под лёгким золотом ресниц.
А скорбных скрипок голоса
Поют за стелющимся дымом:
«Благослови же небеса –
Ты первый раз одна с любимым».
Стр.2
СЕРОГЛАЗЫЙ КОРОЛЬ
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».
Трубку свою на камине нашёл
И на работу ночную пошёл.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки её погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля...»
Стр. 3
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открываются тайна,
И почиет на них тишина...
Я на это наткнулась случайно
И стех пор всё как будто больна.
Стр. 4
Сжала руки под тёмной вуалью...
«Отчего ты сегодня бледна?»
- Оттого что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдёшь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
Стр. 5
ПЕСНЯ ПОСЛЕДНЕЙ ВСТРЕЧИ
Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала – их только три!
Между клёнов шепот осенний
Попросил: «Со мною умри!»
Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый!
И я тоже умру с тобой...»
Это песня последней встречи.
Я взглянула на тёмный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-жёлтым огнём.
Стр. 6
После ветра и мороза было
Любо мне погреться у огня.
Там за сердцем я не уследила,
И его украли у меня.
Новогодний праздник длится пышно,
Влажны стебли новогодних роз,
А в груди моей уже не слышно
Трепетания стрекоз.
Ах, не трудно угадать мне вора,
Я его узнала по глазам.
Только страшно так, что скоро, скоро
Он вернёт свою добычу сам.
----------------
Кстати в воскресенье 22 июня 2003 года, накануне Дня рождения поэта, в Вашингтоне у Ахматовского дерева «Аллеи русских поэтов» я рассказал об этом уникальном издании её стихов, и мы поочередно прочли все шесть стихотворений. Причем двое из читавших – коренные американцы. Отмечался на «Аллее» и юбилей поэта в июне 2004 года.